Друзья! Ощутил в себе на днях, чего мне не хватает в последнее время. Раньше писал свои мысли чуть-ли не ежедневно и очень дорожил этой возможностью. Особенно радовало, когда мог кому-то лично помочь, поддержать словом и молитвой.
Потом привычные каналы общения стали рушиться. В этом, наверное, есть свой смысл. Один из таких моих личных смыслов – я понял, что вдохновляет и питает меня как священника не административная, не организаторская, не бумажная работа, а именно служение словом. Слово – мой рабочий инструмент, как скальпель у хирурга или шуруповерт у рабочего.
Конечно, я стараюсь этим словом достучаться до сердец в проповедях в храме. Но очень не хватает мне и этого жанра, который позволяет сказать о Христе через призму своего сердца. Стараюсь писать всегда искренно, без фальшивой пафосности, но с вдохновляющим меня самого интересом к тому, о чем говорю. В конечном итоге все, о чем я пишу и говорю – адресовано и мне лично и моему внутреннему духовному голоду.
Вчера поехал в другой храм с желанием поисповедаться духовнику. К сожалению, не успел – служба уже закончилась. Я тогда зашел в незаметный закуток за храмом, положил руки на подоконник и, глядя в таинственный церковный полумрак, обратился к Богу от всего сердца.
Я молился и понимал, что не могу от чистого сердца назвать устремление моей души к самому чистому, подлинному и святому ВЕРОЙ. Какая же это вера? Верующий человек всегда радостен, приветлив, милосерден и деятелен. Я же скорее, могу лишь вслед за отцом исцеленного Христом мальчика, о котором читали в храме сегодня, воскликнуть: Верую, Господи! Помоги моему неверию.
В первой части этого искреннейшей молитвы – тянущаяся к Богу душа. Ей плохо, нет ниоткуда помощи, она жаждет и тоскует по Богу, тянется к нему как растение к солнцу. А во второй части – реальное осознание развалин собственной души, выжженной земли. Нечем тянуться, все нежные чистые листочки пожухли и испепелены. Так вера осознается неверием, но в этом парадоксально обретает возможность восстать из пепла обновленной и очищенной.
Очень сладостно и легко было летать на крыльях веры, когда все получалось. Замыслы, идеи и проекты делали жизнь захватывающе интересной. Хотелось, чтобы Господь и дальше всегда так же подхватывал и вел по жизненным водам, согревал светом Своего присутствия.
Но… Господь пожалел меня ослепленного и свалил на реальную землю с клубком нерешенных задач и с обессиленным организмом. Я встретился с собой настоящим и понял, что тут-то вера моя и обретает подлинный вес. Она мизерная, худосочная, ползущая, но крепче во сто крат той прежней: летающей, но легковесной и дармовой.
Неверие евангельского отца - это самая настоящая вера. Мне она представляется робкими и несмелыми шагами, которая исцелившаяся душа начинает свой новый путь вверх.
Священник Дионисий Мелентьев.